Александр Ольшанский о будущем. Прогнозы и тренды

Футурологические размышления с Денисом Довгополым, «Часопис».

О сути прогнозов, особенностях прогнозирования, исторических сдвигах, которые приводят к кардинальным переменам

Денис Довгополый: Расскажу, почему у нас сегодня выбрана такая тема. Исторически меня очень интересовало будущее. Попав впервые в 2005 году в Силиконовую Долину, я понял, что люди там живут на 5-10 лет вперед. С тех пор мне очень много приходится общаться с людьми, которые так или иначе пытаются заглядывать вперед. Этим летом мне довелось побывать на мероприятии — Kinnernet, на котором друзья Йосси Варди попытались собрать других друзей Йосси Варди. Основным лейтмотивом этого мероприятия было будущее. Всем понятно, что то, что мы видим в будущем, это то, что не всегда сбудется. Будущее всегда изменчиво. И умение строить свою жизнь гибко и восприимчиво к изменениям, наверно, одно из важных качеств предпринимателя. Именно летом у нас родилась идея провести цикл мероприятий на тему будущего, и мы последние полтора месяца потратили на то, чтобы найти спикеров. Один спикер у меня всегда был в загашнике, потому что мы с Сашей почти половину наших встреч говорим именно об этом. Посмотрев кто еще у нас в стране может говорить на эту тему я расстроился, потому что адекватных спикеров у нас очень мало. Поэтому, если у нас получится продолжить этот цикл сначала российскими, затем европейскими, а затем американскими спикерами, то инициатива сложится. Если нет, то наверное, наша страна не созрела.

Александр Ольшанский: Для начала несколько замечаний про само будущее.

Интересный факт – прогноз погоды довольно точен на несколько ближайших часов. Есть много служб, например авиационные, которые используют короткие прогнозы. Прогноз погоды на более чем 7 суток чрезвычайно неточен. Настолько неточен, что не понятно, есть ли смысл его вообще делать.

Но, что интересно, длинный прогноз, на полгода вперед, опять становится довольно точным. Это странный факт, о котором многие люди не знают. Долгосрочные прогнозы погоды, которые не говорят о том, что «такого-то числа в два часа будет солнце», а прогнозируют, что «в среднем температура в январе будет такая-то», чрезвычайно точны. Есть много служб, в первую очередь сельское хозяйство, которые их активно используют, и доказано, что они значительно повышают продуктивность.

Мне кажется, что это общее свойство для всех прогнозов. Когда мы пытаемся спрогнозировать что-то очень краткосрочно, нам кажется, что мы полностью управляем нашей жизнью, и мы точно знаем, что будет завтра. Когда мы пытаемся спрогнозировать нашу жизнь на год-два-три вперед, прогноз оказывается чрезвычайно неточен. Когда мы пытаемся спрогнозировать нашу жизнь на 10-15-20 лет вперед, то, как ни странно, можно достичь некоторой точности.

Несмотря на то, что в 1980 году будущее виделось совсем по-другому, если вы посмотрите предсказания известных людей того времени, то поймете, что очень многие вещи были предвидены. В том числе создание всемирной информационной сети, как бы ее не называли. Оно было предсказано еще в 70-х годах.

Второе замечание про будущее касается предпринимательства и стиля жизни. Это лучше всего описано у Нассима Талеба в «Черном лебеде».

Но вообще это такая стройная философская система, которая примерно выглядит так:

– Чем человек отличается от всех остальных животных? Тем, что у человека есть мозг. Что такое мозг? Мозг – это некий аппарат, который умеет строить модели окружающего мира. Для чего он строит эти модели окружающего мира? Для того, чтобы предсказывать будущее. То есть, мой мозг говорит, что если я сейчас махну рукой, то чашка упадет и скорее всего, разобьется и чай из нее точно выльется. А даже довольно развитые животные этим качеством не обладают. Разве что обезьяна, наверное, может предсказывать, что чай разольется.

Человек на сегодня победил всех животных. Человек – это вид-победитель в ходе эволюционного процесса. По крайней мере, на сегодня человек абсолютно подчинил себе буквально всю биосферу планеты. Как это случилось? Оказалось, что вот этот аппарат, который может моделировать внешнею среду и предсказывать будущее даже на относительно короткие промежутки времени, дает настолько огромное эволюционное преимущество, что люди вытеснили, условно говоря, всех остальных животных.

Так вот, с нашей повседневной жизнью на самом деле происходит то же самое. То есть, если рассматривать предпринимательство, как некую эволюционную конкуренцию, то этот аппарат, который позволяет предсказывать будущее, дает настолько большое преимущество, что, в общем, не так важно насколько у вас больше мускулы. Человек слабее тигра и меньше слона, бегает медленнее гепарда или не летает, но, тем не менее, он всех победил. Точно так же и в предпринимательстве. Это свойство «предвидеть наперед» настолько важно и дает настолько большие бонусы, что все остальное уходит на второй план. Вы можете быть неудачливыми, у вас может не быть начального капитала, в конце концов, у вас может не быть никаких менеджерских навыков, но если у вас есть это виденье, то вы точно будете среди победителей.

Это такая стройная философия жизни, которая лучше всего, наверно, описана “Черном лебеде”. Это второе замечание про будущее и про то, почему я люблю вообще про него говорить и почему о нем нужно говорить. Это как со спортивными тренировками: если вы не будете в этом практиковаться, то ваш уровень повышаться не будет. То есть, понятно, что первый прогноз, который вы сделаете, будет наверняка ошибочным. Но, если вы будете делать это постоянно и не только на завтрашний день, то у вас будет этот орган развиваться в нужную сторону. И есть большие шансы на то, что это даст вам некое преимущество.

Денис Довгополый: Скажи, а насколько ретроспективный анализ помогает предсказывать будущее, с твоей точки зрения?

Александр Ольшанский: Вы меня сейчас заставите опять “Черного лебедя” пересказывать. Прошлое мало говорит о будущем. Если кто-то сталкивался, в математике есть понятие нерекурсивных множеств. То есть, я не знаю, что надо делать, но я знаю, чего делать не надо. Будущее – это нерекурсивное множество – мы его не знаем. Но прошлое позволяет вычислить дополняющую часть, то есть, то, чего не будет. В этой степени, прошлое может быть достаточно полезным. То есть, прошлое, вряд ли предсказывает будущее, но оно ставит некие рамки с какой-то долей вероятности. Опять же не забываем про черного лебедя, но некие рамки благодаря прошлому получить можно.

Денис Довгополый: Окей, смотри, до того, как мы будем переходить к более конкретным вопросам, еще один вопрос. Мне в 2008 году один человек в той же Долине сказал, что если посмотреть на всех предсказателей, то качественно предсказывать будущее, могут только те, кто его меняет. Они знают, в каком направлении они его будут менять. И приводили в пример Биллов Гейтсев, Стивов Джобсов и тому подобное…

Александр Ольшанский: Это курица или яйцо… Дело в том, что те, кто умеют его предсказывать, действуют таким образом, что кажется, что они его меняют. Но опыт последних 100-150 лет говорит о том, что в победителях оказываются люди, которые имеют некую компетенцию в этом вопросе. А как мы эту компетенцию назовем… то ли те, кто его меняют, то ли те, которые о нем что-то знают, то ли те, кто его предсказывают. Здесь очень трудно провести грань.

Денис Довгополый: Давай теперь перейдем к конкретике. Скажи, пожалуйста, если смотреть в среднесрочной перспективе (от 10 до 15 лет), сдвиги, в каких плоскостях будут самыми сильными? Допустим, в той же Франции этим летом мы пришли к выводу, что образование, здравоохранение, питание и дистрибуция будут основными плоскостями, в которых будут происходить изменения в течении 10 до 15 лет. Как ты считаешь?

Александр Ольшанский: На мой взгляд, прогнозы на такой период времени являются наиболее точными и адекватными. Потом точность опять падает. Мне кажется, что большая часть тенденций, которые произойдут за это время уже есть. Просто мы можем эти тенденции не замечать. Системно это выглядит так. Я всегда говорю, что все развитие цивилизации легко описывается через несколько цифр. Стоимость тонна-километра, стоимость киловатта-километра, стоимость бита-километра. Сколько стоит переместить один бит информации на один километр? Сколько стоит переместить тонну груза, сколько стоит переместить или произвести киловатт электричества? В этой части есть тенденция, которую уже видно. Когда один из этих показателей резко меняется, в след за этим сильно меняется наша жизнь. Пример из той сферы, к которой мы привыкли – это информация. С начала ХХ века резко упала стоимость распространения информации в связи с изобретением радио, телевидения и средств массовой информации как таковых.

Дистанция от изобретения радио до превращения радио в средство массовой информации была, наверное, лет пятнадцать. Еще лет десять ушло на то, чтобы благодаря этому средству массовой информации на вершине власти оказались Адольф Гитлер и Иосиф Сталин. Это непосредственное следствие изобретения радио, как средства передачи информации. Невозможно построить тоталитарный режим в стиле ХХ века, не имея средства массовой информации, не имея механизма управления большими массами людей. Эти два события непосредственно между собой связаны.

Можно взять какой-то другой пример. Я люблю разбирать случай с великой депрессией. До сих пор не известно, почему произошла великая депрессия. Есть масса теорий и эти теории все объясняют. Например, Кейнс это все объяснил, а потом Хайек над Кейнсом издевался и писал, что в теории Кейсна абсолютно все правильно за исключением одной проблемы: Кейнс вырос в безумно богатой американской семье, и ему досталось огромное состояние родителей, и все это состояние он потерял на бирже в 1928 году. То есть, если бы его теория была правильная, он бы, наверное, не проиграл свое собственное состояние на бирже. Так вот, по поводу депрессии уже спустя почти сто лет есть одна догадка. Она очень общая, но она мне кажется очень правдоподобной. Великая депрессия – это последствие совершенно другого факта. А именно того, что в начале двадцатого века резко упала стоимость тонна-километра, то есть мы перешли с гужевой тяги – лошадей, к автомобилю. Классическая картинка – это Нью-Йорк, в котором в 1910 году уже было подземное метро, а сверху еще ездили лошади – другого транспорта не было. Представляете? Электрическое метро, а сверху гужевая тяга. Такая вот сюрреалистическая картинка, такой стим-панк в чистом виде. И из-за того, что гужевой транспорт был заменен на, условно говоря, двигатель внутреннего сгорания во всех его разновидностях, произошла следующая штука – оказывается, что на начало двадцатого века, по разным оценкам от 25% до 40% всей экономики всех стран работало на гужевой транспорт. То есть, на выращивание лошадей, на содержание этих лошадей, на выращивание кормов для этих лошадей, уборку за этими лошадьми, производства подков и так далее и так далее.

И когда эта штука схлопнулась, то по прошествии 15-20 лет, последствия того, что там вдруг отмерло 25% – 40%, в итоге вылились в огромный кризис – Великую депрессию. Мы можем найти там еще массу всяких причин: финансовых, теории заговора и так деле, но моя точка зрения, что все упирается вот в этот число – стоимость тонна-километра.

Теперь попробуем перейти к сегодняшней ситуации. Сейчас мы имеем следующую картину. На наших глазах, где-то в 1998 году, вдруг опять резко упала стоимость бито-километра, то есть распространения информации. Более того, фишка в том, что эта стоимость упала до нуля. Что мы называем нулем в данном случае? Ноль это значит, что каждый отдельный индивид в состоянии распространить свою информацию на все 6-7 млрд. живущих в настоящее время на Земле без каких либо существенных для себя затрат. Фактически это означает нулевую стоимость распространения информации. И все, что сейчас происходит – это мы пожинаем плоды этого огромного скачка. Если учесть этот временной лаг от 15 лет, то мы сейчас находимся только в самом начале этой фазы. Когда изменения, которые обусловленные этим процессом начнут нас догонять. Я предсказываю довольно сильный кризис, потому что любое такое скачкообразное изменение ведет к отмиранию больших кусков экономики, и я считаю, что тот кризис, который мы сейчас видим – только начало. То есть, это детский сад по сравнению с тем, что нас ожидает. И это спровоцировано именно резким падением цены передачи данных информации. И именно от этого стоит отталкиваться, если смотреть на перспективу 15-20 лет.

Попробую это объяснить так. Допустим, возьмем торговлю. Мы уже столкнулись с интернет-торговлей и уже понимаем, что такое онлайн-торговля. Но мы еще не понимаем всей динамики процесса. То есть, когда-то давно, ремесленник сам производил свой товар, сам его хранил, сам его продавал, сам его чинил, в общем, все делал сам. И это все называлось торговлей. Потом от торговли отделилось производство. Торговля стала только торговать, хранить, показывать нам товар, рассказывать о его замечательных характеристиках, торговаться с оптовиками, чинить этот товар, а производили этот товар уже где-то в другом месте. Потом от торговли отделилась логистика. То есть, раньше торговцы закупали эти товары, теперь же между торговцем и производителем появилась какая-то отдельная сущность под названием логистика. Потом от торговли, в какой-то степени, отделились финансы. В общем, смысл в том, что от торговли все время что-то откалывалось. И в итоге, на момент интернет-революции у торговли осталась одна единственная функция. Это функция представления нам ассортимента товара и управления этим ассортиментом. Потому что платить дистанционно мы умели задолго до интернета, покупать по каталогу мы умели еще в начале двадцатого века, логистические компании возить эти товары тоже умели. И единственное что осталось для торговли это функция представления нам ассортимента. То есть мы ходили в магазин, для того чтобы осуществить свою главную функцию – выбирать. Магазин стал точкой выбора. И теперь представьте себе, что стоимость распространения информации упала в ноль. Конечно, полной глупостью будет ходить куда-то что-то выбирать, если функция выбора – это чисто информационная функция. Там нет ничего материального.

И как только стоимость распространения информации упала до нуля, дальше вопрос только времени, когда эта информационная составляющая перетечет как бы в техническую плоскость, в сеть и уйдет из розницы. В разных продуктах это случиться по-разному. Понятно, что электроника будет первой, продукты питания будут в конце, одежда где-то посередине. В принципе в этом нет никакой сложности, это вопрос только совершенствования наших инструментов по обмену информацией. Да, вроде платье не примеряешь по интернету, но гипотетически нет проблемы пойти один раз отсканировать 3D модель самого себя, нажать на кнопку и примерять это платье на модель самого себя, еще и пройтись по экрану. Никакой фантастики в том, что я говорю, нет, эти технологии даже не завтрашнего дня, а скорей сегодняшнего или вчерашнего. Почему-то пока этого не сделали, но это случится очень быстро. То есть это не прогноз на 15 лет вперед. Это прогноз на ближайшие пару лет.

Я согласен с тем, что торговля и логистика с этим связаны и вообще распределение материальных благ сильно поменяется через 15 лет. И из-за этого очень сильно оптимизируется цепочка поставок и цепочка производства. Потому что, на самом деле, очень трудно сегодня даже посчитать, какое количество товаров производится и не находит своего спроса. Или находит его по неадекватно низкой цене, когда уже проще продать дешево, чем выбросить. Понятно, что, когда мы всю эту цепочку увязываем, то мы можем очень точно регулировать сколько надо произвести стульев, ложек, чашек, такая себе мечта Госплана СССР. Только Госплан думал, что он сам будет централизовано этим управлять, а здесь немного другой подход. Здесь мы предполагаем, что через эту информационную цепочку потребитель управляет цепочкой производства. Простой пример: я купил себе машину в 2007 году и покупал я ее через Америку. То есть, ее было можно там купить, привезти сюда, растаможить и стоимость получалась в два раза дешевле, чем ее покупка Украине. Но смысл не в этом, а в том, что я ее купил за три недели до того, как она покинула двери завода в Венгрии. То есть, я ее купил в статусе “production”, она была на заводе. Фактически, я за нее заплатил тогда, когда первую деталь положили на конвейер и производитель знал, что она в этот момент уже продана.

Теперь я хочу, чтобы вы посмотрели еще на одну вещь, которая на самом деле тоже является информационной, хотя нам сейчас она такой не представляется. Давайте посмотрим на финансы. Что такое деньги, природа денег и так далее? Столетиями дискутируемый вопрос. Но в моем понимании все объясняется очень просто. По-моему, у Суворова в какой-то повести есть история про мужика, который хотел вывести из Советского Союза 1,000,000 долларов. Понятно, что увести он их не мог. Его потрошили на таможне и на границе, но ничего у него не нашли, хотя 1,000,000 долларов он таки вывез. Как он это сделал? Он взял 1,000,000 долларов и переписал номера купюр. Затем в присутствии каких-то там официальных лиц он сжег этот 1,000,000 долларов и вывез с собой список с номерами купюр. Это очень точная иллюстрация природы денег. То есть, деньги есть информация и ничто больше. Это всего лишь информация о обязательствах кого-то кому-то. И уже сейчас совершенно понятно, что дальше будут происходить огромные сдвиги в этой сфере. Такой первый звоночек – это bitcoin. Сейчас объясню почему. Всем советую прочесть – есть две хорошие книжки: Хайек «Частные деньги» – книга, которая взрывает мозг; и еще одна удивительная книга, которую написала его аспирантка Вера Смит в 32 году «Эволюция центральных банков». Обе книги довольно интересные, довольно легко читаются, и обе тоненькие. Смотрите, интересно, что, на самом деле, государство получило функцию центральных банков и эмиссий денег очень недавно. То есть, американский Федеральный резервной системе всего лишь 100 лет. Раньше, каждый банк печатал свои деньги. Раньше, количество денег было ограничено количеством золота и мир жил дефляционной экономикой. То есть, деньги постоянно дорожали, а не дешевели. Мы узнали инфляцию, условно говоря, в девятнадцатом веке. Если не считать китайцев, которые узнали это 2000 лет назад.

Дефляционная экономика – это такая terra incognita. Дело в том, что большая часть экономического учения возникла уже после девятнадцатого века и фактически оно исследует экономику, которая существует только в мире инфляции. Деньги непрерывно дешевеют. Мы довольно плохо себе представляем, как функционировал мир во времена дефляции, во времена, когда был золотой стандарт. На эту тему написано много работ, но, тем не менее, это было уже давно и люди сильно подзабыли, про то, что не банки платили судный процент, а надо было в банк платить за хранение денег. Такая просто иллюстрация. Это все нас ожидает в ближайшем будущем и мы точно столкнёмся с этим. Почему? Потому что информационная природа денег размоет сегодняшнюю денежную монополию государства. Кстати, это тоже по поводу предсказаний: Хайек в 1977 году об этом писал. Причем надо понимать, что его еще интересно читать потому, что он прожил 99 лет, и он своими глазами видел появление федеральной резервной системы и в 1977 году уже предсказывал конец государственной монополии на эмиссию денег.

Так вот, эта вещь точно поменяется и горизонт события как раз около 15 лет. Через 15 лет финансовая система самым радикальнейшим способом изменится. В первую очередь за счет того, что появятся финансовые инструменты, которые не находятся в юрисдикции государств вообще, либо там находятся, но обладают некими свойствами на которые государства влиять не могут. Как, собственно, раньше было с золотом. То есть, государство не могло влиять на объем добычи золота. На самом деле, до сих пор, весь объем золота, добытого за всю историю человечества, известен с очень большой точностью, начиная еще с доантичных времен. Было несколько исключений связанных с открытием Южной Америки, но в принципе объем добытого золота никак не зависел от государства.

Следующая интересная история тоже связана с финансами. Дело в том, что надо искать какой-то эквивалент ценностей и скорей всего, что вряд ли это будет золото. Наверняка появятся валюты привязанные к каким-то другим видам ценностей, например, ко времени или киловаттам. Это самые распространенные сейчас точки зрения о том, что может быть универсальным мерилом ценности.

О будущем государства и его функций, интеллектуальной собственности и патентах, медицине и сегрегации.

Денис Довгополый: Давай немного вернемся. Ты затронул государство. А скажи, как с твоей точки зрения будет меняться роль государства?

Александр Ольшанский: Я боюсь быть очень субъективным в этом вопросе, поскольку я, в принципе не люблю государство. Я не люблю не украинское государство, как какую-то вот данность, а государство, как абстракцию, как институт. В этом смысле, я считаю, что отцы основатели США были провидцами. Мне кажется, что американская конституция или декларация независимости – это, наверное, самое лучшее футуристическое произведение, которое я читал в своей жизни. Просто там настолько много предсказано на 250 лет вперед, если внимательно почитать. И я удивляюсь, как эти люди могли 250 лет назад так много знать. Американская конституция – это яркий пример такой вещи, написанной с очень дальним взглядом на будущее. Дело в том, что с государством история такая: без него мы жить не можем, но при этом, оно естественным образом нас подавляет. Мне кажется, я понял, что роль государства будет возрастать в одних сферах и очень сильно уменьшаться в других сферах. Я попробую объяснить, что я имею в виду. На чем на сегодняшний день основана государственная власть? Она основана на владении информацией. Что такое владение информацией? Фактически, это в том или ином виде ограничение распространения этой информации. Потому что если информация распространяется свободно, то у нее нет владельца, она как бы всем доступна. Сегодняшняя роль государства стоит на владении информацией, на финансовом контроле и в первую очередь на монополии на денежную эмиссию и на военной силе. Мне кажется, что с этим будет происходить следующее. Как я уже сказал, финансовый контроль будет сильно меняться и в каких-то сферах вообще отсутствовать. Идея ограничения распространения информации… на самом деле, начиная с инквизиции, эта идея не показала себя сколько-нибудь продуктивной. То есть любая длинная стратегия построена на информационном неравенстве в длинной перспективе проигрышная. Стратегия должна строиться на чем-то другом. Нельзя построить длинную стратегию на идее того, что ты знаешь какой-то секрет, который не знают все остальные.

Здесь кстати, очень показательная история с WikiLeaks и вообще с секретностью в современном мире. Дело в том, что секретность никуда не делась и в современном мире можно по-прежнему что-то хранить в секрете, просто это стало слишком дорого. Ситуация такая, что если раньше мы могли объявить такую большую область секретной, то теперь вы можете объявить секретной только очень маленькую область, например, как произвести атомную бомбу. И то, не всю схему производства, а только, к примеру, финальную стадию обогащения урана или плутония или какую-нибудь схему имплозивного подрыва. А все остальное есть в открытых источниках. И вы не можете хранить такой большой секрет. Потому что из-за падения цены на распространение информации, она слишком свободно двигается. И теперь государству нужно сильно пересматривать ту зону, которую оно в состоянии поддерживать в секрете. И современный мир будет жесточайшим образом карать за попытку расширить эту зону больше, чем ты можешь выдержать, чем ты можешь оплатить. То есть, WikiLeaks – это последствие того, что США попытались сделать секретной слишком большую зону. Чем это дальше, тем эта ситуация будет больше обострятся. То есть, стоимость поддержания секретности, фактически, обратно пропорциональна цене распространения информации. Поэтому, чем дальше, тем секретность тяжелее держать. С ограничением распространения информации я тоже думаю, что стратегия проигрышная; с финансами стратегия проигрышная; с военной силой стратегия выигрышная. Военная сила будет и дальше приобретать все большее и большее значение. Как бы нам не казалось, что мир добрый и хороший и на Украину никто не нападает – это не так. То есть, я думаю, что в ближайшие 15-20 лет, военная сила, в том числе и в Европе, будет иметь решающее значение. И функция государства как аппарата, грубо говоря, по изготовлению вот этой военной силы и ее применения будет только расти. И как бы мы его не любили, но мы будем в нем все больше и больше нуждаться именно для воспроизводства этого фактора, к сожалению.

Денис Довгополый: А регуляторная функция и трансграничность?

Александр Ольшанский: С регуляторной функцией, я думаю, что даже сейчас предположения многих государственных мужей в том, что они что-то регулируют, сильно преувеличены. Это связано с быстротой изменения мира, в котором мы живем. Вообще, для меня сама идея государственного регулирования, такого большого и всеобъемлющего, она какая-то не естественная, потому что «хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах». Поэтому я думаю, что регулирование – это иллюзия, что есть какие-то люди, которые управляют нашей жизнью. То есть, они могут ей управлять очень локально, но в длинном периоде это совсем не так. Не было же людей, которые там наверху мечтали о развале Советского Союза, а он взял и развалился. Они как не регулировали, а не получилось – слишком сложная система. Можно порегулировать чуть-чуть, как, например, взять и не выдать частоты на 4G в Украине и в Украине нет 4G связи. Но это очень ненадолго. Как не регулируй, все равно 4G связь появится. А если не появится 4G связь, то появится какая-нибудь другая связь.

Есть такая иллюстрация к этому. Все знают, что в Швейцарии делают часы. Интересно почему именно в Швейцарии делают часы? Потому что некое регулирование, в данном случае религиозное, а не государственное, запретило швейцарцам носить украшения. А поскольку часы украшениями не являются, то вся энергия людей, которые хотели создавать украшения, носить украшения, дарить украшения и т.д. она вся оказалась направлена на вот этот предмет, из которого фактически сделали предмет ювелирного искусства. Такая вот иллюстрация по поводу регулирования.

Денис Довгополый: Трансграничность?

Александр Ольшанский: Сначала нужно понять, что есть граница. Граница легко может существовать для перемещения материальных объектов. Вам сейчас будет смешно, но в конце 90-х – начале 2000-х были большие совещания на уровне украинского правительства, где большие дяди рассказывали на полном серьезе о том, что они поставят на границе роутер и будут считать биты туда, байты обратно и брать с этого таможенную пошлину. Это не юмор. Понятно, что это не осуществимо. Информация гораздо более тонкая материя, чем материальный мир. Поскольку мы сейчас будем двигаться во все более информационную плоскость, мне кажется, что граница как таковая существует только в определенных измерениях. То есть, в информационном измерении её нет. Кстати, в связи с этим у меня есть давно такая странная мысль…она мне очень не нравиться, я её от себя гоню, но в принципе она выглядит довольно логично. Дело в том, что мы привыкли к тому, что люди могут перемещаться через границы, покидать одно государство и жить в другом государстве. На самом деле, если посмотреть на последние 100 лет, то эта возможность все время сокращается. 100 лет назад было намного проще взять билет в одну сторону и уехать. Миллионы людей переселились в США без каких либо виз и т.д. Они приплывали на кораблях, их селили на карантин и т.д. Сегодня перемещение людей между странами сильно затруднено. Есть какие-то группы стран, где это попроще: нам просто ездить в Россию, европейцам проще ездить по Евросоюзу. Но, говоря про средний градус свободы перемещения людей, приходишь к выводу, что за последние 100 лет он сильно сократился. Я думаю, что он будет сокращаться ещё больше и ещё сильнее под влиянием информационных технологий. Потому что люди, а именно их мозги сегодня становятся наиболее ценным активом для любой развитой страны. И, естественно, государства будут пытаться каким-то образом таких людей удерживать. Я не думаю, что все дойдет до, условно говоря, крепостного права, но, в принципе, я думаю, что в ближайшие 15-20 лет свобода перемещения людей через границы может оказаться под серьезной угрозой. Точно так же, как то, что государства будут пытаться контролировать перемещение того, что сегодня называется интеллектуальной собственностью. А вообще говоря, это опять же, некие информационные продукты созданные мозгами людей на этой территории. Сегодня мы нормально относимся к тому, что какие-то люди в Украине что-то изобрели, запатентовали это в Америке и американская компания получает с этого деньги. Но, вообще говоря, я думаю, что государства будут сильно противиться такому положению вещей. И они бы уже сейчас это делали, и сдерживает их вообще-то ни какие-то гуманитарные соображения, а скорее Шестой флот США. Пока с той стороны есть Шестой флот и есть страна, которая над всеми доминирует, и ей выгодно это перемещение интеллектуальной собственности к себе, при том, что рты, которые кушают, могут при этом оставаться в Украине или в Индии, до тех пор это ситуация будет продолжаться. Если баланс все-таки изменится, то ситуация тоже может измениться.

Денис Довгополый: Давай плавно перейдем к медицине. Мы были с тобой на конференции по интеллектуальной собственности и там у нас был очень интересный даже не спор, а выступление. Скажи, патенты, копирайты, что ты видишь в будущем?

Александр Ольшанский: У конференции по интеллектуальной собственности было совершенно феерическое продолжение, на котором ты не был. То есть мы приехали в Киев, а Департамент по интеллектуальной собственности готовит новый законопроект, антипиратский. Мы пошли в департамент и попытались объяснить им, что там написан полный бред. Они, в общем, с этим согласились. Мы показали на примерах, что можно делать и чего нельзя. В общем, была как-то примерно выработана правильная концепция, каким образом контролировать копирайт в украинском интернете и т.д. После чего на следующее заседание пришли правообладатели, один из которых почти дословно сказал следующее, что «поскольку мы с этого интернета никаких денег не зарабатываем, то нам вообще лучше его закрыть». После чего более-менее понятная концепция законопроекта опять была переписана в такой форме, что теперь мы все – провайдеры, хостеры, регистраторы доменных имен и вообще все, кто будет упоминать это ужасное слово «Интернет» будут нести солидарную ответственность за нарушение этого копирайта. Из-за того, что этому товарищу кажется, что он из интернета никаких денег не получает, поэтому для него это совершенно лишняя вещь. К сожалению, этот взгляд на мир «раз я с этого не зарабатываю, то эта вещь для меня лишняя и лучше её уничтожить» – это ни какая-то абстракция, это не редкость. Это довольно распространённая точка зрения среди людей, которые в этой игре сделали ставку на как бы не ту сторону. Это такая экономическая игра, и некоторые игроки делают в ней ставки, исходя из того, что им кажется, что они могут пролоббировать законодательство и на полном серьезе «закрыть» Интернет или радикально снизить скорость его распространения. Понятно, что копирайт – это искусственное соглашение, опять же, опирающееся на ограничение распространения информации. Фактически, копирайт – это ограничение на распространение информации. Я не буду читать лекцию о том, откуда он взялся, но смысл в том, что такая идея в головах есть. Она точно не победит. Понятно, что ближайшее наверно даже не 15, а я думаю, 5-7 лет, в этой области произойдут колоссальнейшие сдвиги. Но эти 5-7 ближайших лет будут чрезвычайно опасными. Будет большое количество людей пострадавших; севших в тюрьму; заплативших какие-то штрафы и т.д. Будет огромное количество раздробленных бизнесов по всему миру, но это такая большая война. Сторонники жесткого копирайта эту войну проиграют. Это абсолютно понятно просто из логики развития событий. Но этот период 5-7 лет будет чрезвычайно опасен. Я много потратил времени, что бы убедить государственных мужей о том, что Украина не впереди планеты всей и что может нам стоит чуть-чуть подождать. Не лезть «по перед батька в пекло» и подождать пока они там себе поломают все копья и наступят на все грабли. Но пока это не очень получается и в Украине нас ждут всякие неприятности по этому поводу.

Денис Довгополый: А патенты?

Александр Ольшанский: Патенты – это совсем другая история. Вообще, мне часто говорят, что я противник копирайта, нигилист и т.д. Это не так. Я считаю, что копирайт – это величайшее благо, патент – это величайшее благо и, вообще, понятие интеллектуальной собственности – это величайшее благо. Вопрос как всегда в деталях. То есть, в том, как оно используется. Это благо очень сложное по своей природе, у него есть очень много всяких ограничений, изъятий и специфики использования в разных случаях, в разных сферах. Чего в нем нет так это априорного права. Сегодня все апологеты, что патентов, что копирайтов, говорят: «Вот, я это придумал – у меня есть монопольное право». Да нет никакого монопольного права. Опять же цитата из американской конституции там черным по белому написано 250 лет назад, что «в целях развития науки и искусств конгресс уполномочен наделять автора», ни кого-то другого, «автора на заранее определенный срок эксклюзивными правами». Здесь все написано: в каких целях, кого, на определенный срок и наделять. Это не означает что эти права безусловны. Простой пример: что делать с патентом на лекарства? Завтра найдут лекарство от гриппа. От гриппа умирают больше чем от СПИДа. И что делать? Платить автору авторские отчисления? А он хочет нереальных денег. На самом деле в истории было несколько примеров. США отменяли патенты, то есть, государство в принудительном порядке говорило: «все, спасибо, до свидания. Мы выкупаем этот патент и считаем, что он стоит миллион долларов. Вы считаете, что миллиард? Ну, это ваша проблема». Это похоже на ситуацию с землей. Есть участок земли и через него надо провести highway или газопровод. Вспомним Русановские сады. Мы строим мост через Днепр, а там частная земля. Что делать? Её нужно выкупить. Они хотят не столько, сколько она стоит, а в сто раз больше или в тысячу раз больше. Здесь тоже самое с патентами, копирайтами и т.д. Как любая монополия это нуждается в очень осторожном регулировании.

Денис Довгополый: Поехали к медицине.

Александр Ольшанский: С медициной есть одна мысль. Она не моя – Дима Ехануров мне когда-то сказал очень интересную штуку и я уверен, что это правда. Мы всё ближе и ближе к некой точке, когда продолжительность жизни будет на прямую связана с количеством потраченных денег. Причем связь будет не прямо пропорциональна, а экспоненциальная. То есть, условно говоря, хочешь прожить в два раза дольше – заплати в четыре раза больше денег, хочешь еще в два раза больше – заплати в шестнадцать раз больше денег и т.д. Понятно, что возникнет масса всяких морально-этических проблем. Тот факт, что медицина дорожает сейчас, это не потому, что медицина дорожает, не потому, что медицина занимает в потребительской корзине все больше и больше денег, а потому что начинает проявляться эта взаимосвязь о том, что продолжительность жизни просто тупо связана с количеством потраченных денег. И поскольку все хотят пожить подольше, то и платят они побольше. Таким образом, нам кажется, что медицина постоянно дорожает и занимает в нашей потребительской корзине все больше денег. И, конечно же, на этом фоне очевидным маразмом является страховая медицина. По крайней мере того страхового мира, к которому привыкли сейчас. То есть, эта конструкция точно рассыпется, но я думаю, что немного позже, потому что там огромный запас прочности, особенно в развитых странах. Но я думаю, что лет пятнадцать – это срок, когда наступит кризис этой системы. Причем этот кризис не похож на кризис пенсионной системы. Потому что кризис пенсионной системы как бы линейный. То есть, количество денег как бы линейно зависит от продолжительности жизни людей. А с медициной все будет по-другому, потому что там зависимость экспоненциальная. Крах этой системы будет гораздо более жесткий и будет очень жесткая посадка. Поэтому, здесь у меня никаких рецептов вообще нет. Просто нужно готовиться к тому, что будет период, очень длинный, наверное, когда за медицину придется платить дорого. Нам будет казаться, что дорого. На самом деле это не дорого – это мы просто хотим жить дольше, чем нам положено.

Денис Довгополый: Скажи, сегрегация, в каких плоскостях ты видишь её в будущем? Это предисловие к следующему вопросу, какие плоскости конфликтов в обществе ты видишь в обозримом периоде?

Александр Ольшанский: Давай наверно со второй части. Сегрегация, как таковая, – это некий защитный механизм. Она существует в социуме, но не потому, что люди плохие. Она существует в социуме, как некая защитная реакция на чужеродное воздействие. Пока социум большой, богатый и стабильный, он может себе позволить не реагировать на внешние воздействия, ассимилировать других людей, мириться с какими-то другими вероучениями и т.д. Но, когда социум попадает в экстремальную ситуацию, становится бедным или находится в экстремальной ситуации по какой-то другой причине, например, по военной, то выясняется, что во время Второй мировой войны, в Америке всех японцев сослали в концлагеря. Поэтому, я думаю, что нужно идти от конфликта. Сейчас только ленивый не расскажет про конфликт цивилизаций, конфликт мировоззрения и т.д. Но это все, правда. Конфликт он часто связан с незнанием и непониманием. Но от этого он не становится мягче. Вообще, я здесь не буду оригинален, но конфликты будут ресурсными и цивилизационными, что часто будет внешне выглядеть, как религиозные. Это не совсем одно и тоже, но мне кажется, что ситуация будет выглядеть так. Здесь нужна иллюстрация на тему того, что люди разные. Две иллюстрации. Первую иллюстрацию я расскажу про китайцев. Я их называю инопланетянами. Я много был в Китае. Они  инопланетяне. Для того, что бы понять, что такое инопланетяне, я приведу пример. Если я у вас сейчас спрошу, мы говорим о будущем, где для вас находиться будущее, геометрически? Сверху? Снизу? Сзади? Спереди? Покажите мне пальцем будущее. Вперед вверх, вперед вправо. Если вы спросите китайца, то он вам скажет что будущее находиться сзади. Для нас, европейцев, как это ментально выглядит? Мы стоим, будущее – впереди, прошлое – сзади. Китаец стоит спиной к будущему лицом к прошлому. Он смотрит в прошлое, и время течет через него от будущего к прошлому. На самом деле, в этом есть колоссальная логика. Я с огромным уважением отношусь к китайской культуре и цивилизации. Потому что понятно, что мы не можем видеть будущего, зато прошлое мы видеть можем. Вполне логично смотреть в прошлое, а не в будущее, в конце концов, весь наш жизненный опыт это прошлое, а не будущее. Но представьте себе, какого масштаба может быть цивилизационный конфликт между инопланетянами, потому что мы для них тоже инопланетяне, которые настолько по-разному воспринимают действительность.

Второй пример. Часто на всяких государственных саммитах приходят всякие милиционеры и пугают нас ужасом порнографии…раньше порнография помогала, теперь уже нужна либо детская порнография, либо терроризм. Это как основной аргумент, зачем мы нужны. Просто я всегда привожу в пример, то что есть страны по разному относящиеся к этому. В частности, есть страна, которая не очень порицает детскую порнографию. Это большая и очень развитая страна. Их там 140 или 170 миллионов, но никто не назовет Японию отсталой страной. Тем не менее, культурные различия огромные. Даже в таком вопросе, который кажется нам универсальным. Вообще по поводу универсальных общечеловеческих ценностей все сильно преувеличено. Универсальных общечеловеческих ценностей на самом деле довольно мало. Кстати, опять не могу не отослать к работе Хайека – он получил нобелевскую за то, что определил, что такое мораль. Было очень много точек зрения на то, что это такое. Он определил это следующим образом: есть некие механизмы, которые давали индивидууму большие шансы на выживание в ходе естественного отбора, например, наличие мозга. А есть некоторые механизмы, которые давали большие шансы на выживание группе. Так вот, эти механизмы – это и есть мораль. То есть, то, что нам кажется моралью – это как бы эволюционные механизмы, которые давали больше шансов на выживание неким группам людей. То есть племя, в котором считалось плохо кушать себе подобных, имело большие шансы на выживание. Не потому что они не могли друг друга съесть, а потому что таким путем не  распространяется большое количество заболеваний, которые другим путем не передаются. И общества, которые практиковали каннибализм, были больше подвержены эпидемиологическому риску. И это касается всего остального. Этот свод правил кажется нам данным свыше, а на самом деле это просто эволюционный механизм. Племена, которые исповедовали другие правила, просто вымерли, у них шансы на выживание были ниже. Исходя из этого, очень легко перейти к человеческим ценностям, потому что легко понять, что есть некие правила, которые более древние и более жесткие, например, каннибализм, а есть правила, которые гораздо менее древние и менее жесткие. Эволюция не успела провести отбор, и выяснить какой же из вариантов этих правил хороший, а какой плохой. То есть, в какой степени порнография снижает шансы на выживание для данной группы людей. Эволюция не успела сделать этот вывод. Нужно ещё сто тысяч лет, условно говоря. Но это по поводу общечеловеческих ценностей. И поэтому, на самом деле, таких совсем-совсем общечеловеческих ценностей очень немного.

О будущих трендах предпринимательства и образования

Денис Довгополый: Ок. Теперь перейдем ближе к конкретике. Скажи, чем сейчас заниматься? Какие основные три вектора ты бы нарисовал с точки зрения приложения предпринимательских усилий и с точки зрения инвестиционных решений?

Александр Ольшанский: Ну, во-первых, это очень разные вещи: предпринимательство и инвестиция. Я кстати совсем недавно понял для себя в чем разница. Инвестиции – это ставки на игроков в казино, а предпринимательство – это игра в казино. Есть некая разница, очень существенная, между тем играешь ты сам, то есть ты сам крутишь это колесо, или ты только удаленно делаешь ставки на или вместе с теми, кто крутит. Может быть с рулеткой это не так чувствуется, но, например, если кости бросать, то ты или участник этого процесса или ты только делаешь ставки. Та часть, которая предпринимательство, оно как бы сумма усилий: ты должен знать куда поставить, и правильно бросить кубики; а та часть, которая только делает ставки на победителей в игре в кости, там достаточно только знания. Это чистое виденье будущего, просто попытка капитализировать то, что мой мозг может лучше построить модель окружающего мира, чем его мозг, это и есть инвестиция. Поэтому это две разных вещи. Основная разница в чем? В том, что, когда вам нужно ещё подкрутить кубики, то нужно обладать этим умением. То есть, я, например, предполагаю, что хорошо было бы проинвестировать в термоядерный синтез, но у меня нет никаких умений, поэтому я предпринимательством в этой области заняться не могу – я могу только инвестировать. Но, например, я рассказываю уже много лет, что инвестировал бы в Интернет (вообще) и в Android (в частности) внутри салона автомобиля. Здесь у меня есть некоторые умения, я при благоприятном стечении обстоятельств могу ещё и кубики подкрутить, то есть я ещё могу как-то повлиять, а не только сделать ставку. Вот это вот две очень больших разницы.

Я сейчас поговорю про инвестиции, потому что о предпринимательстве говорить бесполезно, исходя из того, что я не знаю какими умениями кто из вас обладает, кто умеет кубики правильно переставить в каком месте. Поэтому я поговорю про инвестиции. Все на самом деле вытекает из того, что я сказал раньше. То есть, инвестировать надо в энергетику, в медицину глобально. В медицину, особенно в её информационную составляющую, во все, что связано с мониторингом жизни, все, что связано с исследованием и т.д. Все что может быть информатизировано. Кстати, между медициной и энергетикой есть прямая связь — средняя продолжительность жизни четко коррелирует с производством электроэнергии на душу населения.

Во что бы я не инвестировал. Опять же здесь нерекурсивное множество. Как Баффета спросили перед кризисом: «Во что нужно вкладывать деньги?» Он сказал: «Я не знаю во что надо вкладывать, но я не дам ни одного доллара, ни за одно печатное издание». Понятно, что он оказался прав. Здесь то же самое, гораздо проще сказать, во что не надо инвестировать. Конечно, не нужно инвестировать в розничную торговлю. Если вы собираетесь инвестировать долгосрочно, к примеру, на десять лет, то точно туда инвестировать не нужно. Конечно же, понятно, что если у сегодняшней розничной торговли будет нисходящий тренд, значит, восходящий тренд будет у компаний логистических, например. То есть, конечно же, нужно инвестировать в логистику всего и вся. Причем, особенно в логистику не базовую, когда возят палетами, а в логистику дверь-дверь.

Если взять прогноз 3-5 лет, хотя я говорил, что они самые не точные, то во что бы я не инвестировал, так это в электромобили. Правда этот вопрос может быть более искажен всякими государственными регулированиями. Как это сделано в Калифорнии. Но не инвестировал бы я в электромобили по другой причине. Когда-то в «Популярной Механике» была очень интересная статья, она называлась «Тормоза прогресса». Это была статья о неких природных ресурсах, в первую очередь металлах, которых очень ограниченное количество вообще существует в земной коре и которые, в связи с этим, могут затормозить некоторые отрасли экономики нашего развития. В частности, большая проблема в производстве аккумуляторов, потому что все сегодняшние технологии используют некие металлы, например, какие-то редкоземельные металлы, которых на Земле просто нет физически в таком количестве, что бы произвести аккумуляторы на все автомобили, которые необходимы. Поэтому если инвестировать в эту сферу, то нужно инвестировать только в разработку какого-то аккумулятора нового типа, потому что аккумуляторы этого типа – это хорошо, пока этих машин выпускаются тысячи, а когда они начнут выпускаться миллионами, выясниться, что их просто не из чего делать.

Денис Довгополый: А как скажется, с твоей точки зрения, на автомобильном рынке инициатива Google по безводительской машине?

Александр Ольшанский: Хорошая идея. Я уже говорил, что в области логистики нас ждут большие потрясения, в том числе и логистики людей. Хотя я не уверен в этом, здесь есть очень тонкая психологическая составляющая – слишком уж личное пространство собственный автомобиль, но по крайней мере, общественный транспорт может сильно эволюционировать: зачем мне давиться в автобусе, если ко мне подъедет машинка, отвезет меня куда-то и потом сразу подъедет к следующему. При наличии определенной информационной инфраструктуры этот процесс может быть очень-очень сильно оптимизирован. То есть, сейчас движение транспорта содержит в себе колоссальную не оптимальную составляющую. Я думаю, что его можно оптимизировать на 80%, это на минуточку в 5 раз. То есть, фактически, 80% всех передвижений всего транспорта это, скорее всего, лишние передвижения, которые мы бы могли не делать, если бы мы могли этим процессом управлять при помощи современных расчетов, современной математики, информационных технологий. Почему мы решили, что автобусные маршруты должны быть фиксированными во времени, это совершенно не нужно. Если я задам на своем устройстве, куда мне нужно, оно может построить мне маршрут не только среди фиксированных маршрутов, а и среди маршрутов, изменяющихся во времени. То есть, маршруты могут изменяться во времени в зависимости от того, какое количество людей куда едет, причем изменяться динамически. То есть, когда я наберу у себя на устройстве что мне нужно на ВДНХ, и оно мне скажет, доедешь за 20 минут, садись на автобус 398 он сейчас подъедет сюда. Я на него сажусь, потом через какое-то время оно мне говорит «все, теперь пересаживайся, пожалуйста, на другой автобус, потому что маршрут поменялся и этот уже на ВДНХ не едет». Итого, поскольку все считается, программа знала, куда мне ехать и куда всем остальным ехать. Поскольку все это можно посчитать, то время моего передвижения до ВДНХ может оказаться меньше, чем время на передвижения до ВДНХ обычными фиксированными маршрутами. А уж про затраты бензина я вообще молчу. В общем, я думаю, что эта вся безводительская структура сильно подвинет, по крайней мере, общественный транспорт. Хотя, опять же, здесь пройдет наверно лет 15.

Денис Довгополый: Давай наверно закончим на том, что ты собирался сказать, но соскочил: неточные прогнозы на 2-3 года. Во что имеет смысл упираться?

Александр Ольшанский: Знал бы прикуп жил бы в Сочи. Ко мне некоторые приходят и говорят: я считаю, что нужно срочно покупать акции Apple, потому что они впереди планеты всей. Или, к примеру, новая модная тема – часы. А у Google – очки, а у Sony, по-моему, есть кольцо памяти. Понимаете, что происходит? Раньше битва происходила за то, что стоит на вашем столе: компьютер, факс, ксерокс. Потом была битва за то, что лежит в вашем портфеле: ноутбук или планшет. Потом была битва за то, что вы носите в кармане: Android, Apple, телефон такой, телефон сякой. Теперь будет большая технологическая битва за ваше тело, в прямом смысле этого слова. За то что вы будете носить непосредственно на своем теле будь то часы, очки, кольцо или вживляемый в зуб радиоприемник, как у Высоцкого. Когда ко мне приходит человек и говорит: «Надо вкладывать в часы!» Я говорю: «Слушай, если в часы, то иди покупай акции на NYSE. Я тебе могу сказать какой фирмы, можешь сделать свою ставку». Почему-то большинство людей не идет покупать акции. Большинство людей, которые говорят, что надо делать это, при этом не готовы за свои слова ответить.

У меня есть директор, он говорит, что вера это материальное понятие – веришь, значит платишь. То есть, если ты готов поставить ставку, значит, ты веришь, если не готов, значит это все бла-бал-бла. Поскольку у меня нет сейчас ничего такого, на что я готов поставить ставку, то я вам и советы сейчас давать не хочу. Это не честно будет. Вот единственное, на что я сейчас готов поставить ставку, так это на проект, связанный с Интернетом в автомобиле. Но пока ничего подходящего мне под руку не попадается. Если подвернется вам, то я бы на вашем месте на это внимательно посмотрел.

Questions and Answers

– Сразу по поводу Интернета, чем Интернет в машине будет отличаться от Интернета в руке?

Александр Ольшанский: Во-первых, он будет отличаться каналом восприятия информации. То есть, когда вы сидите за столом и даже вот за стулом, у вас основной канал восприятия информации это глаза. Вы с Интернетом взаимодействуете органом чувств под названием глаза. В машине, любой, кто когда-нибудь имел дело с FM-радио, вам скажет, что единственный свободный канал связи в машине – это уши. То есть, в машине канал связи между вами и устройством – это уши, в гораздо меньшей степени глаза и руки. То есть, понятно, что можно сделать много всяких голосовых штук, которых сегодня нет. Вторая штука, которой будет отличаться Интернет в машине, это то, что у колоссального количества людей в машинах есть видеорегистраторы, а чем дальше, тем их будет больше. Распознавать же дорожные и номерные знаки – это очень простая технология. И никакой проблемы, что б распознать номер впереди едущей машины и сказать, что эта машина уже 25 раз попадала в аварию. Сейчас Google со своими очками вкладывает огромные средства в то, чтобы получить доступ к огромному количеству передвижных камер. Вы будете ходить с очками, и он будет видеть все, что видите вы. Получит огромный доступ к видеоинформации. На самом деле получить доступ к большому объему видеоинформации гораздо проще в автомобилях. И последнее очень существенное отличие от всех мобильных видов Интернета это то, что в автомобиле нет никаких проблем с энергетикой – вы можете поставить процессор абсолютно любой мощности. А это существенное отличие потому, что огромное количество вещей отсутствует в вашем телефоне просто по причине того, что вы очень ограничены ёмкостью батареи. На самом деле удельная емкость аккумулятора на вес и на объем за последние 10 лет возросла чуть-чуть, а в машине этих ограничений не существует. Но есть ещё много всяких вещей, которые отличают Интернет в машине от Интернета не в машине. И соответственно от этого можно многие вещи делать. Если в машине у нас есть GPS, почти по умолчанию. Если мы знаем место положения вашей машины и место положения соседней машины, вам ничего не мешает тыкнуть на её изображение пальцем и сказать: «ты куда едешь, мудак». Его место положение известно, между вами не нужна радиосвязь. На самом деле есть огромное количество отличий, которые приведут к совершенно новым сервисам.

– Есть вопрос по поводу образования. Как вы видите его в будущем?

Александр Ольшанский: Спасибо большое, это тема, которую я обязательно хотел не забыть, но я просто устал. Смотрите, я думаю, что может быть это вообще наибольший сдвиг, который нас ожидает в ближайшие 15 лет. Здесь все не совсем так просто. Только Coursera дело не обойдется. Вообще, все достижения цивилизации связаны с умением учить. Умение воспроизводить знания и умения в следующем поколении и вообще передавать информацию в следующее поколение. Начиная с речи и письменности, книжная цивилизация – это огромный период нашей истории, кстати, возможно уже даже в прошлом. Но книжная цивилизация – это такая попытка передать информацию вперед. Вообще, понятно, что каждый раз изобретать велосипед заново слишком накладно, человеческая жизнь слишком коротка. Мы все стоим на огромном фундаменте, который был построен поколениями до нас. Все наши знания основаны на этом фундаменте. И вот это умение учить и передавать знания вперед по цепочке – это совершенно фундаментальное свойство нашей цивилизации. И здесь, возможно, нас ожидает большой сдвиг, потому что, получив новые инструменты, нам теперь нужно этими новыми инструментами научиться пользоваться. Простой пример, я сам лично столкнулся с этой штукой и был чрезвычайно удивлен. В этом году у меня дочка пошла в первый класс, и как-то так случайно получилось, я смотрю фильм BBC, где рассказывают про то, что существует две методики обучения чтению. То есть, можно сначала учить читать, а потом учить писать. Наверно, большинство сидящих в этом зале учились таким способом. Поднимите руки те, кто сначала учился читать, а потом писать. А теперь поднимите руки те, кто сначала учился писать, а потом читать. (Поднял руку 1 человек – ред) И значит так получилось случайно, не специально, у меня малая ходила в школу раннего развития и там сначала учили писать, а потом читать. Дело в том, что теория этого вопроса очень проста: есть только один правильный способ – сначала надо учить писать, а потом читать. И объяснение тоже очень простое. Потому что, когда ты пишешь, ты делаешь только одно действие – проговариваешь некое слово и эти звуки записываешь в виде букв. А когда ты читаешь, то ты должен сделать два действия: во-первых, ты должен проговорить это в виде слова, но самое важное и гораздо более сложное второе действие – ты должен понять мысль другого человека. Не свою, а абстрактную мысль другого человека. Это очень сложный процесс в мозгу. И поэтому писать, а потом читать, намного проще и быстрее. Это правильный алгоритм. И я случайно оказался свидетелем чуда. У меня малая фактически пошла в 5 лет 11 месяцев в школу, но почти год уже пишет SMS и записки. Читала значительно хуже, чем писала, но самое главное, что в отличие от других моих детей, процесс обучения чтению для неё не был ни коим образом травматичным. Её не нужно было заставлять, это все произошло по мановению волшебной палочки. Я это к чему рассказываю… видимо педагогика – это действительно очень важная и сложная наука, которой придется сейчас заниматься, потому что в связи с изменением средств, которыми мы доставляем знания людям, придется сильно поменять многие методики. И я думаю, что здесь вообще колоссальнейший потенциал роста. На мой взгляд, плохая идея брать сегодняшние университетские курсы и делать их доступными онлайн, потому что у такого подхода очень низкий КПД.

Денис Довгополый: Я немного поддержу тебя. Я сейчас достаточно плотно работаю с ребятами из Стэнфорда и MIT, которые как раз занимаются этой тематикой. Они сказали, что если не будет изобретен новый способ обучения людей высшему образованию, то высшее образование будет формально доступно всем, потому что это все будет в открытом доступе, а фактически будет доступно тем, кому хватит мотивации не в классе, а сидя дома проходить курсы. По последним исследованиям, те курсы, которые были расшарены Стэнфордом и MIT в виде видеолекций до конца прошли не больше 15% людей. И это не связано со сложностью материала, это связано с тем, что когда ты ходишь в класс, где групповое обучение…

Александр Ольшанский: Я вступлюсь за двоечников – дело не в мотивации. Я с этим сталкивался в институте и у меня у самого с этим большие проблемы. Есть разные типы людей и очень многие люди нуждаются в преподавателе не потому, что у них нет мотивации, а потому что у них мозг устроен таким образом. Я сам просто отношусь к такому типу людей, мне нужно, что бы мне кто-то рассказал. Я могу 24 раза прочитать одну и туже страницу и не понять до тех пор, пока мне кто-то её не перескажет.

В чем твои друзья из Стэнфорда и MIT правы, так этом в том, что формальная доступность образования совершенно ничего не говорит о качестве этого высшего образования. Вообще, мне кажется, что сейчас будет какой-то кризис в этом месте. С одной стороны, качество высшего образования сильно снижается, и в связи с этим будет снижаться его как бы ценность в глазах общества, но с другой стороны, ценность настоящего образования (скажем, сверхвысшего) будет неизмеримо расти. Здесь есть огромное поле для деятельности. Кстати, это вторая вещь, в которую я бы точно инвестировал деньги. Но я бы инвестировал ни в коем случаи не в выкладку университетского курса в онлайн и не в систему тестов. Я бы инвестировал, только если бы пришел человек и сказал бы: «Я педагог и придумал новую методику, я знаю как человека научить математике дистанционно». Здесь есть колоссальный вакуум. Что интересно, в отличии от производства Google Glass, для этого не нужна инфраструктура Силиконовой Долины, для этого не нужно быть Google. И возможно, что изобретение в этой области будет сделано в Индии, Китае или в Украине. Стоить копать в эту сторону.

О искусственном интеллекте, интернет-маркетинге, недвижимости, теории сингулярности, проблемах социального государства

– Вопрос по поводу искусственного интеллекта. Когда он будет изобретен?

Я Вас разочарую, он давно есть, только вы об этом не знаете.

– Скорее приблизительное время, когда искусственный интеллект достигнет уровня взрослого человека. Сейчас он, по-моему, достиг уровня 3-х летнего ребенка. Это первый вопрос. Второй вопрос, будут ли роботы получать деньги в этот момент? Третий вопрос, как будет человек заработать?

Денис Довгополый: На этот вопрос просто отлично ответил Саша Белоусов. Он сказал волшебную фразу: «О каком создании искусственного интеллекта мы можем говорить, когда мы не знаем, как работает человеческий интеллект?»

Александр Ольшанский: Я всем советую читать Пенроуза «Новый ум короля». Она очень сложная для чтения, но я сильно советую… Там много есть на эту тему. Проблема настолько глубока, что осветить её сейчас почти невозможно. Но, формально, на сегодняшний день единственным критерием создания искусственного интеллекта является прохождение теста Тьюринга. Проблема заключается в том, что, имея, к примеру, информационную базу Google можно легко пройти тест Тьюринга. Но из этого почему-то не получается искусственный интеллект. То есть, у нас не то чтобы нет искусственного интеллекта, у нас сейчас нет даже формально хорошей метрики, чтобы померить есть он или нет и какой он есть и насколько он вообще интеллект. Ищите, кстати, издание это книги поновее, потому что эта книга несколько раз переиздавалась. Там есть очень интересные вещи по поводу вообще возможности создания искусственного интеллекта и неких фундаментальных проблем, которые лежат в этой области. Книгу, например, можно воспринимать как доказательство того, что современные компьютеры никогда не будут обладать искусственным интеллектом в силу принципа своей работы. А с квантовыми машинами это возможно, но мы так мало про это сейчас знаем. То есть мы на сегодня сколько 64 qubit сделали – это 64 ячейки. В современном процессоре сколько-то миллиардов, а там 64 qubit и то это не совсем настоящие qubit.

Денис Довгополый: Есть версия, что искусственный интеллект станет таковым, когда у него появится чувство юмора.

Александр Ольшанский: Здесь такое богатое поле для фантастики, но мне кажется, что здесь пока очень слабо с футуризмом. Какой-то твердой почвы для хоть каких-то предсказаний вообще не существует.

– Я так понял ответ в том, что мы этого не застанем?

Никогда не говори никогда. Когда я учился в институте в 90-м году у меня на лекции профессор, не дурак, а на самом деле очень умный и действительно разбирающийся в вопросе человек, сказал такую фразу: «Вы молодые и вам повезло, вы может быть доживете до живого видео на экране вычислительной машины». Это было в 90-м году. И поэтому никогда не говори никогда. А так, пока я никаких предвестников не вижу. Это черный лебедь в чистом виде.

Денис Довгополый: Добавлю, насчет никогда не говори никогда. 2008 год, осень, начало кризиса. В Киеве пишется бизнес-план создания одной компании, которая занималась, как бы вы думали чем? Продажей одежды через Интернет. И сидит тут инвестор из Люксембурга, вычитывает этот бизнес-план, у него послезавтра совет директоров в фонде и надо принимать решение: инвестировать или не инвестировать. На что я ему сказал: «Дэвид, это же одежда! Её нельзя продавать через Интернет! Её надо примерять, потрогать… и куда ты вкладываешь, в никуда». Он посмотрел на меня и говорит: «Если оно выстрелит, то через несколько лет ты привезешь мне в Люксембург бутылку. И я ее ему привез в 2011 году. Компания называлась kupiVIP.

– Два вопроса. Они между собой не очень связаны. Первое, как вы считаете, как будет развиваться в принципе рынок недвижимости и как с этим будет связано течение глобализации, реглобализации и мегаполисов. Второй вопрос как вы считаете, как будет развиваться рынок маркетинга и в частности интернет-маркетинга.

Александр Ольшанский: Мне нужен ответ уточняющий, а вы специалист рынка недвижимости?

– Нет. Просто мне кажется, что в нашей стране это такая типа лакмусовая бумажка.

Александр Ольшанский: Смотрите, дело в том, что рынок недвижимости имеет очень слабое отношение к той недвижимости, которой мы пользуемся, как жильем. Это не наши с вами квартиры.

– В частности коммерческая.

Смотрите, какая история с рынком недвижимости вообще. Мне когда-то опять же Дима Ехануров сказал откуда взялось слово real estate. Real в этом слове, откуда?

– Король?

Александр Ольшанский: Вот! Она Royal estate. Она же королевская недвижимость. Вообще, недвижимость она не наша. Нам все время пытаются внушить, что она наша, но она не наша, она королевская. Недвижимость вообще всегда принадлежит суверену. И стоимость недвижимости – это на самом деле функция государства. То есть, если завтра здесь начнут ходить банды по улицам, то вся недвижимость обесценится, при том, что сама по себе она никак не поменяется. На самом деле, стоимость недвижимости – это функция государства и общества, в котором эта недвижимость находится. Поэтому, когда мы говорим о рынке недвижимости, мы фактически должны задать другой вопрос: какая перспектива социума на этой территории? Это на самом деле одно и тоже. Конечно, возможны какие-то колебания связанные с финансовыми вещами – есть какие-то планетарные штуки, связанные с ценой кредитов. Мы сейчас все кричим: сделайте нам дешевые кредиты, что б мы могли покупать недвижимость. Но вы понимаете, что цена недвижимости прямо связана с кредитным процентом и связана обратно пропорционально. Как только кредиты подешевеют ровно во столько же раз вырастет цена недвижимости. То есть, если померить недвижимость, грубо говоря, во времени, сколько нужно работать для того что бы расплатиться с этим кредитом. Эта величина гораздо менее подвержена колебаниям, чем сама по себе кредитная ставка или сама по себе стоимость. То есть, в Америке для того что бы купить дом, нужно отдавать кредит в течении 30 лет, в среднем. Вы наверное удивитесь, но в Украине ситуация близка. Среднее не очень престижное жилье среднестатистический человек может за 30 лет выкупить в кредит. Понимаете, поэтому вот эта дистанция во времени она вряд ли сильно поменяется. А вас, как индивидуума интересует дистанция, потому что у вас одна единственная жизнь, и вы не можете себе позволить подождать 100 лет. Поэтому вас интересует дистанция, а не абсолютная ставка и вы не можете сыграть на этом. Можно предположить, что кредитные ставки упадут, и недвижимость подорожает. Вы на этом не сможете сыграть, потому что вы связаны со своей квартирой, в которой вы живете. Вы не можете её продать и остаться бомжем. Совсем другая история с инвесторами, которые не связаны с недвижимостью. Вообще, глобальный рынок недвижимости, если его оценивать в мере или в какой-то шкале, то нужно просто считать срок: сколько лет нужно среднестатистическому человеку, чтобы выплатить свое среднестатистическое жилье. Здесь очень важно это «среднестатистическое жилье», потому что, понимаете, всего 30 лет назад среднестатистическим жильем была «хрущевка». А когда вы сегодня задаете вопрос о рынке недвижимости, вы скорее всего подразумеваете что-то другое, не «хрущевку».

– У меня скорее вопрос относительно того, как поменяется Земля с развитием или обратным развитием крупных центров, в том числе и деловых. Как это соотнесется с распределением людей, на ваш взгляд. И соответственно это повлияет на непосредственно рынок недвижимости, потому что понятно, что мы живем в Киеве и жилье в Киеве…

Смотри, я не думаю, что это повлияет на кого-то непосредственно из здесь присутствующих. Но вообще, я думаю, что недвижимость в Украине будет дорожать, глобально. Но она будет больше дорожать не в крупных мегаполисах, а, условно говоря, в селе. Другой вопрос, что процесс этот растянется даже не на 10 лет, а, наверное, лет на 30. Но глобально она будет дорожать, она там недооценена сегодня. Но это, если все будет хорошо. Поскольку еще раз говорю, что цена real astate – это функция социума. Второй вопрос, какой был?

– Про интернет-маркетинг.

Про интернет-маркетинг… я как-то сильно погрустнел. Я сам занимаюсь интернет-маркетингом, поэтому позволю себе резкое высказывание. Понимаете, сегодня этим словом в 90 или 85 случаях подразумевается обычный развод людей на деньги. А оставшиеся 15% или 10% – это уже совсем другая история. Если интересно как он будет развиваться, то я думаю, что будет меняться это соотношение. Может быть какой-то период оно будет меняться в большую сторону. Но в длинной перспективе, допустим в 10- летней, оно точно будет меняться в сторону действительно профессионального продукта. Просто это плохо ощущаемая вещь, руками тяжело потрогать. Но и в обычном маркетинге, я считаю, ситуация та же. Он тоже на 40% состоит из развода людей, то есть заказчиков, на деньги. Не важно, что я имею ввиду под словом заказчик: либо вы в агентстве заказываете, либо вы взяли сотрудника, который говорит, что он разбирается в маркетинге, а на самом деле ничего не понимает. Думаю, что интернет-маркетинг станет в значительной степени менее технологичным. То есть, сегодня это удел гиков, которые хорошо умеют оперировать какими-то системами вроде Google Analytics, какими-то рекламными платформами, какой-то SEO-оптимизацией или еще чем-то. Собственно, самого маркетинга там почти нет. А я думаю, что маркетинг – это величайшая сила, поскольку маркетинг — это в первую очередь психология. И вот сегодня в этом месте его нет, а он там точно появиться. Поэтому я думаю что сфера интересная и, скажем так, если вы собрались связать свою жизнь с этим, то без работы вы не останетесь.

– Так как мы говорим про будущее, предсказания, то я не могу не вспомнить такого человека как Рэй Курцвейл. Это известный футуролог и с прошлого года он работает в Google. Он является сторонником теории технологической сингулярности. Я хотел спросить, как вы вообще относитесь к этой идее? По его предсказаниям мы до 2045 года должны уже вообще сгинуть и уйти в космос.

Александр Ольшанский: Смотрите, во-первых он не единственный поклонник этой теории. Покойный Капица тоже был поклонником этой теории, мне кажется, чуть ли не раньше Курцвейла ёе создал. Только у Капици она называется Теория гиперболического времени. На мой взгляд, это никакая не теория – я считаю, что это реальность. Вопрос в том, что ни Капица, ни Курцвейл не дали никаких предсказаний. Они сказали, что функция имеет разрыв в 2045 году или в 2050 или в 2060 (кто когда), и мы больше ничего про это не знаем. Там функция, похоже, действительно имеет разрыв и ничего хорошего нам это не сулит. Но, как говорили китайцы, “что б ты жил в эпоху перемен”. И именно там апофеоз эпохи перемен. Но, с другой стороны, человечество вообще и человек, как биологический вид, на протяжении всей истории оказывались на столько устойчивыми и приспособляемыми к совершенно невероятнейшим катаклизмам, что, я думаю, что это не конец истории. Это уже совсем философские вещи. Но то, что там есть проблема и эта проблема очевидна — это правда.

Денис Довгополый: На самом деле, я со своими визави в Силиконовой долине часто обсуждал и Теорию сингулярности. И очень много людей придерживается мнения, что эта сингулярность отсюда видна как сингулярность, а с той стороны она будет видна как какая-то этапность. То есть, если мы будем смотреть на начало 20-го века, то тогда тоже была сингулярность, и люди думали, что рано или поздно количество лошадей в мире достигнет критической массы и дальше развиваться будет некуда.

Александр Ольшанский: Ну да, это классика. Были сделаны расчеты максимального размера городов. То есть, была такая теория, что никакой город не может быть больше одномиллионного количества жителей потому, что есть совершенно точная математическая формула, которая описывает транспортный коллапс, связанный с вывозом навоза. Это не шутка. Была такая теория в начале 20-го века. Но здесь я все-таки стану на защиту Капицы и скажу, что здесь проблема куда глубже, чем с вывозом навоза. Дело в том, что в фундаменте теории лежат совершенно другие величины, совершенно иные числа. Идея очень простая. Она заключается в том, что есть некоторые процессы, с которыми мы непосредственно связаны и которые описываться функцией, растущей быстрее чем экспонента. Один из таких процессов – это рост населения. То есть, рост населения планеты описывается функцией, которая растет быстрее, чем экспонента. А экспонента – функция настолько растущая, что там можно ошибиться на 5-10 лет, но очевиден факт, что на Земле не может жить триллион людей. Поэтому основная идея Капицы она заключалась в чем?

Денис Довгополый: Саш, говорили о технологической сингулярности.

А дело в том, что все эти сроки, фактически, сходятся в одну цифру. Почему? Потому что мы говорим о нескольких процессах, которые описываются экспоненциальными или ап-экспоненциальными функциями. Если взять население, то оно росло гиперболически (1/х) на протяжении последних 50000 лет, но это то, что мы знаем, то, что мы можем проследить. Если взять, например, размер транзистора в микропроцессоре, то мы можем его проследить с 1972 года, и он тоже экспоненциально падает, а его плотность экспоненциально растет. Но смысл в том, что есть несколько процессов, которые сходятся в одной точке. Можно прийти к этому выводу с технологической точки зрения и можно прийти к нему с точки зрения роста численности населения. Но есть несколько процессов, которые приблизительно в период с 2045 по 2075 годы выйдут на какие-то цифры, которые не являются реальными. На это и опирается теория сингулярности в моем поинмании и это говорит о том, что в этот период времени что-то должно кардинально поменяться, но что именно мы сейчас не знаем, поэтому мы говорим, что это сингулярность.

Денис Довгополый: И на сколько больно тоже не знаем.

Александр Ольшанский: Мне не кажется, что это будет апокалипсис. Но там что-то серьезно поменяется. Мы говорим просто о том, что на языке математики называется “функция в этой точке имеет разрыв”. Функция перестает быть гладкой в этом месте. Она была такая гладенькая красивая 50000 лет. Кстати, у этого есть следствие: вы знаете, что ныне живущих на Земле больше, чем всех умерших за всю историю человечества. Это следствие этой функции. И так было всегда. Если бы мы взяли XIX век, то в XIX веке тоже жило больше людей, чем умерло за всю историю до этого. Просто эта математическая функция так устроена.

– Александр, вы говорили о успехах медицины, увеличении продолжительности жизни и одновременно упомянули пенсионный кризис. А как вам кажется, как измениться рынок труда и общество в целом на фоне вот этого всего.

Александр Ольшанский: Понимаете, я очень циничный и очень прожженный консерватор. То есть, я считаю, что солидарная пенсионная система – это утопия; медицинское страхование – это (утопия)^х, то есть, это утопия в утопии. И вообще, на мой взгляд, социальное государство, то есть государство, которое взяло на себя социальные функции – это не достижение человечества, а скорее какой-то временный случайный глюк, в период которого нам пришлось жить. Это просто некая случайность. Конечно, можно сделать такое предположение, что человечество сейчас наконец достигло вершины своего развития, и мы первое поколение, которое живет в настоящем царстве божьем на Земле. Но не стоит забывать, что до нас, по крайней мере писаной истории, 50-70 поколений жили совершенно в других условиях, когда не существовало никакого социального государства. И то, что мы сейчас видим – это скорее исключение из общего правила, чем само правило. Поэтому, я не верю в то, что произошел фазовый переход. И что, начиная с середины ХХ-го века человечество будет дальше жить в условиях непрерывно улучшающихся социальных стандартов.

Денис Довгополый: Система не находиться в равновесном состоянии.

Александр Ольшанский: Да. Я думаю, что это такой всплеск, и мы вернемся к тому, с чего вообще мы начинали. Конечно, нам кажется, что гуманизм, человеколюбие и т.д. Но, к сожалению, я думаю, что мы вернемся к старой системе, ведь в США и сегодня нет никаких пенсий и нет никакой социальной защиты, фактически, в Китае тоже не существует пенсий. А Китай и США составляют больше половины экономики земного шара. Нам кажется, что Америка – это очень развитая страна, а это страна довольно жесткая. То есть, если вы неудачно вложили свои пенсионные сбережения и, например, акции компании, которые вы купили, упали в цене или компания обанкротилась, то вам, в общем, ничего не светит – государство о вас заботиться не будет. Все, на  что вы можете рассчитывать, это некое совсем минимальная пособие, просто чтобы вы не умерли с голоду. Это около 250 долларов, но на сегодняшний день вообще есть споры можно ли на него прожить. Здесь очень показателен пример Европы, которая идет по пути социального государства в отличие от США. И прогноз у меня здесь не очень хороший. Во-первых, я не верю в евро, как валюту с того момента, как она появилась. И все что с ней происходит только укрепляет меня в моем неверии. Я вообще не понимаю каковы перспективы не то что Евросоюза, как политического образования, а Европы, как социума, как общества в той ситуации, которая есть сейчас. То есть, если эта ситуация продлиться ещё 20 или 30 лет, то мне кажется, что там будет настоящий катаклизм. Ведь люди не очень хотят работать и стимулов для этого все меньше, а стимулов, чтобы получать социальное пособие – все больше. Это не может хорошо кончиться.

Раз уж я на эту тему заговорил… я забыл ещё одну вещь. Человек интуитивно хочет точно чувствовать точку, где все сходится. Знаете, когда считаешь баланс, а он не сходится в каком-то месте… и современная система налогообложения не сходится. В Америке сходится, в Японии сходится, в Индии сходится, а во всех остальных странах – не сходится. И с ней придеться что-то сделать – это будет очень большим изменением. Опять же, в первую очередь для стран Старого вета, которые к этому привыкли.

Сделаю только одну очень короткую иллюстрацию, просто, чтобы вы поняли насколько глобален этот процесс. В Америке основную тяжесть налогов тащат на себе люди. То есть, основной налог – это налог подоходный. В Европе основную тяжесть налогов тащат на себе корпорации. Я не буду сейчас рассказывать известную байку про НДС и про то, что, на мой взгляд, налогообложение корпорации – это просто процветающая шизофрения. Но я вам приведу такой пример, сложите два процесса: налогообложение корпорации и всеобщее избирательное право. Вам кажется, что это две очень разные вещи. А теперь давайте посмотрим, что получается, если мы применим всеобщее избирательное право, которое есть в Европе, к системе налогообложения компании, которое есть в Европе. Получается следующее: когда люди в Америке голосуют за демократа, то они знают, что как только он станет президентом, они начнут платить вместо 32% налогов – 42% или 44%. То есть, они голосуют за то, чтобы с них взяли больше денег. И таким образом есть некоторый существенный самоограничительный барьер – почему 42%, а не 62%? Да потому что за 62% уже не проголосуют. А когда они голосуют за республиканцев, то они голосуют за то, чтобы было 32%, а не 42%. Почему 32%, а не 10%? Потому что за 10% тоже не проголосуют. Потому что хотя с меня возьмут меньше денег, но я понимаю, что завтра развалятся дороги, армия и т.д. В Америке все нормально – система обратной связи работает. Обратная связь отрицательная. То есть, система находится в состоянии равновесия. Она колеблется между 32% и 42%. При Рейгане было 32%, а при Клинтоне кажется было 41,5%. Теперь давайте посмотрим на ту же самую ситуацию в Европе. Поскольку налоги платят компании, то с меня же больше денег не возьмут, поэтому я буду голосовать за того, кто пообещает мне большие социальные гарантии, большую пенсию, лучшую медицину и т.д. Поэтому с каждым годом доля ВВП, перераспределяемого через налоги для европейских стран, непрерывно растет. Но мы же понимаем, что оно не может вырасти больше 100%. То есть, это пирамида и у нее есть предел. Таким совершенно не очевидным образом налогообложение корпораций и всеобщее избирательное право приводят нас к некоему тупику. Это очень серьезная проблема, и это одна из иллюстраций почему никто из нас не может вспомнить ни одно европейское изобретение, сделанное после Второй мировой войны, которое поменяло нашу жизнь.

– Skype.

Александр Ольшанский: Skype не тянет на изобретение, которое поменяло нашу жизнь. А вот джинсы, в которых ты сидишь; телефон, которым ты пользуешься; микропроцессор, кондиционер, холодильник, шариковая ручка, синтетический нейлон, антибиотики – это все сильно поменяло нашу жизнь. Мы без этого сейчас бы вымерли. И почему-то это все произошло в США, а в Европе из этого ничего не произошло. Последним большим европейским изобретением было изобретение радио. Великая история европейских изобретений, которые меняли мир, закончилась. И закончилась она вместе с созданием социального государства и существующей системы налогообложения. Это точно путь вникуда. Поэтому я очень скептически отношусь к этим процессам. Нам было бы хорошо взяться за голову и скопировать вместо европейской, японскую или американскую систему налогооблажния. Это было бы очень полезно.

Стенография события «Fireside chat с Александром Ольшанским. «Что нам ждать от будущего»» 2 октября 2013 года.