Любая крупная и чужеродная инфраструктура, контролируемая технократической элитой, провоцирует энтузиастов на попытки её взломать и подчинить себе. Хакеры хотят оценить и «попробовать на зуб», насколько сложно её взломать, как она работает, насколько такая инфраструктура отвечает принципам открытости. Но похоже, что сегодня их самих «взломали». Впрочем, обо всём по порядку.
Так случилось и в 1960-х: телефонная сеть AT&T была самой крупной в США и наиболее технологически развитой. И на пике её популярности молодой служащий Военно-воздушных Сил США Джон Дрэйпер (John Draper) обнаружил, что тональный набор номеров в системе можно имитировать, используя детский систок из коробки с завтраком; в Штатах тогда были очень популярны овсяные хлопья Captain Crunch, в коробку с которыми клали свисток. Подобрав правильную тональность и насвистывая мелодию из комбинации тонов в трубку, можно было бесплатно звонить за границу, пользуясь возможностями AT&T. Для того времени это было настоящее хакерство — Джон Дрэйпер взломал самую крупную телеком-сеть США безо всякого компьютера.
У «Капитана Кранча» оказалась масса последователей. Все они принялись искать уязвимости в телефонной системе, чтобы совершать бесплатные звонки или получать доступ к неограниченному объёму телеком-услуг. Их называли «фрикерами» — с точки зрения большинства добропорядочных граждан они были обычными «зайцами», не желающими платить, или недорослями, которые устраивали телефонные розыгрыши. Но даже их действия стали частью зарождавшейся хакерской культуры. В 1995 году Дрэйпер в своём интервью сказал, что им в первую очередь двигало любопытство: он хотел знать, как на самом деле работает телефонная компания, а не просто перестать оплачивать телефонные счета.
С этим не согласен американский журналист, авто книги Hackers: Heroes of the Computer Revolution (1984), по имени Стивен Леви (Steven Levy). Именно он возвёл «Капитана Кранча» в ранг иконы настоящих хакеров и даже назвал его основоположником хакерской этики.
По словам Леви, главным мотивом действий у хакеров становился «императив мануального познания»: разобрать систему, узнать, как она работает, собственноручно превратить полученное знание в более интересные и ранее не существовавшие вещи и явления.
Несмотря на заявления Дрэйпера о том, что им движет исключительно невинное любопытство, последствия для телекоммуникационных компаний оказались существенными: фрикеры по сути взламывали закрытую систему, которой пользовались не только обычные граждане, но и власти — а это неминуемо угрожало безопасности страны в целом и авторитету властей в частности.
Этот же дух «подрыва устоев» оказался заложен и в эксперименты вокруг современного интернета — он по сути тоже представляет собой сеть из подключённых устройств, только вместо телефонов используются компьютеры; но коммуникации по-прежнему обеспечены кабелем. Интернет обещает открытый доступ к информации и одновременно управляется группой монополистов под надзором государственных структур и контролем правительства. Наиболее известные группы современных хакеров — это Anonymous и WikiLeaks. Криптоанархисты и фанаты сетевой открытости выступают — по крайней мере, на словах — за защиту права на частную жизнь при открытии доступа к документам и данным организаций и компаний, правительств и партий.
Подобное развитие событий не уникально: во многих сферах жизни мы наблюдаем подобных «взломщиков». Взять хотя бы тех, кто постоянно изобретает устройства или поддельные проездные, чтобы обмануть систему турникетов в метро и на пригородных электричках в разных городах и странах. Такие «взломщики» не считают себя хакерами, но по сути они поступают в рамках всё той же «хакерской этики»: найти систему, узнать, как она работает, своими руками взломать её и создать что-то новое, что эксплуатирует уязвимость в уже существующей системе. Субкультуры, использующие принципы деятельности хакеров, но при этом ими не являющиеся, — растущий тренд практически во всех странах мира.
В отличие от восстания или открытого противостояния правительству, когда есть борьба за свободу, единый лидер и единое видимое противодействие, «взломщики» самовыражаются через набор деяний, на первый взгляд незаметных, часто нескоординированных и использующих явные или скрытие уязвимости в авторитете властей, организаций или компаний. Если хорошо присмотреться, можно увидеть признаки хакерской субкультуры во многих сферах жизни, не связанных ни с интернетом, ни с технологиями — капоэйра, гибрид танца, уличного боя и самовыражения, послуживший скрытым способом изучить боевое искусство для рабов, которых колониалисты в Бразилии лишили такого права.
Практика хакинга уходит корнями в человеческую потребность неподчинения централизованным правилам, возраст которой насчитывает сотни веков. И вот настал тот момент, когда хакеров тоже «взломали».
Несмотря на безликую и коллективную философию, скрытию за маской «непрощающего Анонимуса» (группы хакеров Anonymous), архетип хакера прочно связан не с группой, а с индивидуумом, аутсайдеров, который ищет признания и самореализации за рамками, установленными признанным большинством.
И тут мы вступаем в конфликт между стереотипом и реальностью. С одной стороны, хакеров нанимают на работу правительства и компании — но настоящими «взломщиками Системы» себя считают нёрды-одиночки, создающие радио в гараже у отца, или журналисты, взламывающие переписку коррумпированого члена парламента. И что не очень-то похоже на настоящего хакера — так это стать сотрудником у держателя «голубых фишек» (так называются на сленге Уолл-Стрит компании с высокой доходностью) и восседать в дорогом офисе, почитывая на досуге «7 навыков высокоэффективных людей». Хакер изначально отвергал корпоративные амбиции, а не становился их частью.
Либеральные экономисты и эксперты общественных наук отмечают, что знакомая динамика и принципы работы «взломщиков» могут быть найдены и в действиях таких групп, как Occupy Wall Street — в борьбе энтузиастов против системы корпоративных взаимоотношений, закрытых договорённостей и стандартов, устанавливаемых группой избранных. Но здесь есть и свои отличия. В движениях вроде «захватчиков Уолл-Стрит» борьбу начинают пламенные одиночки — и часто её проигрывают, будучи деморализованными, жалющимися на неспособность противостоять «Системе», которая не хочет их слышать. Солидарность с такими же, как они сами, превращается для них в своего рода фетиш.
В отличие от «борцов за что-либо» хакеры идут более гибким путём, лишь отклоняясь в рамках, установленных допустимых норм и идеологий, а не кидаясь «на амбразуру», пускаясь в прямое противостояние. Любой «взломщик» — трюкач, знающий тысячу обходных путей, которые не так-то просто отследить. И в отличие от целей тех, кто борется за какую-то конкретную реформу, оне не собирается «переделать мир», а просто хочет изменить его подходы, его способ мылшения и поведения — это «способ быть другим» в рамках, которые мир уже задал.
К новым видам «взломщиков» присоединилсь плейсхакеры (те, кто «взламывают» способы использования привычных объектов городской инфраструктуры); они ищут способы сломать стандартные шаблоны в восприятии поверхностей, улиц, объектов вокруг нас, адаптировать уже существующие объекты под меняющуюся городскую среду, способы коммуникаций и транспортного сообщения в городах.
Создание политических, культурных, экономических барьеров в той или иной сфере жизни порождает в ответ появление там «взломщиков», которые изначально наверняка не позиционировали себя таковыми. Хакеры ставят своей целью получить доступ к чему-либо, а не просто «сломать» или стереть границы. Они меняют подход, а не разрушают.
С растущим влиянием станков на промышленность активист Луддит боролся, разбивая «проклятые машины», отбиравшие хлеб и деньги у него и его собратьев по ремеслу. Хакер же изучает машину — и найдя в ней уязвимости, пытается заставить её самоуничтожиться, программирует её так, чтобы она наносила ущерб собственникам или вела себя иначе, чем они предполагали; или же открывает к ней доступ тем, кому раньше не было никакой возможности установить контроль над станком. Цель — не просто исследование ради любопытства или разрушение ради протеста. Это — соединение всех разных компонентов в одно.
Слово «хакер» у нас прочно ассоцируется с информационными технологиями и компьютерами. Подзаголовок книги Леви (Levy) — Heroes of the Computer Revolution — позиционирует хакеров как крестоносцев компьютерной гик-культуры; если одни их принципы он описывает широко (как сопротивление властям и борьба против централизации), то другие связаны исключительно с IT — свобода информации, ввозможности работы с компьютерами и многое другое.
Вслед за Леви о хакерах в том же ключе стали рассказывать и другие. Роман в жанре киберпанк Нила Стефенсона Snow Crash (1992) рассказывает о герое, который пишет код и называет себя «последним хакером-фрилансером». Кинокартина Hackers (1995) показывает группу сыплющих жаргоном «нинзя», стучащих по клавиатуре. Стереотипный портрет хакеров стал кочевать в СМИ и кинофильмах: этакий супергерой с клавиатурой, компьютерный гений, сражающийся с другими и контролирующий события. Популярность такого восприятия хакеров жива по сей день: блокбастер Skyfall (2012) из серии фильмов о Джеймсе Бонде среди прочих показывает зрителю и повелителя гаджетов Q, умеющего управлять кодом и компьютерами так, будто он сам и есть часть компьютерной системы.
Медиа щедро эксплуатируют образ хакера, как человека, чья цель — взламывать систему безопасности с помощью ноутбуков и смартфонов. С такой точки зрения компьютеры — порождение хакеров и главная их жертва. Если бы воображение широких масс не было так жёстко привязано к тандему «хакеры—IT», трудно было бы поверить, что их можно так демонизировать.
Интернет и компьютеры и так непонятны большинству обычных людей; а тут ещё и возникает зловещая фигура хакера, который будто пугало из кошмаров, сеет хаос, ломает компьюетры и ворует данные и деньги нажатием нескольких клавиш. Взламываете компьютер? Значит, вы хакер. В медиа это всё обставили довольно просто, для обывателей подобных штампов достаточно. Агрессивность и аморальность хакеров стали общественным нарративом. А как побороть всеобщее зло? Ну конечно же, путём «закручивания гаек». Или путём создания «прирученных» хакеров, тех, кто будет защищать и охранять компьютеры и сети против покушения »Тёмной Стороны».
Если медиа раньше раскручивали «плохих хакеров», то с недавних пор настало время «хороших»: стартапы, венчурные капиталисты, корпоративные департаменты — все ищут и нанимают компьютерных гениев по безопасности, инноваторов и гениев кодинга. В субкультуре Кремниевой Долины настала новая эра — и именно она может уничтожить окончательно дух бунтарства, заложенный хакерами «старой школы»: речь идёт об «облагораживании».
Обычно этим термином пользуются, чтобы описать войны за недвижимость и вытеснение кварталов с беднотой креативным классом, творческой интеллигенцией и хипстерами в крупных городах. Но если уж исходить из посыла, что мир пытается стать «глобальной деревней», то умиротворение и социальное «причёсывание» бунтарей с клавиатурами происходит по той же схеме, что и вытеснение клошаров в кварталах художников — нужно просто дать больше денег и сменить парадигму мейнстрима. Паркур смог из маргинального увлечения стать мейнстримом и едва ли не отдельным видом городского спорта; те же процессы повторяются и внедряются в других социальных культурах — и хакеры не являются исключением. Те, кто не хочет или не может приспособиться к «мейнстримности», уходят или «вымирают».
В любом социальном облагораживании наибольшую роль играют «волны», которые снижаютуровень риска, «накатывая» одна за другой. Контркультурные импульсы и привычки уступают рыночно выгодным. Так полубомжи и маргиналы в кварталах сменяются платежеспособными галеристами, художниками, молодыми журналистами и гейм-дизайнерами, которые лишь играют в маргинальность, но не являются маргиналами на самом деле. И вот уже рядом с центром для беженцев появляется кофейня с WiFi. Повторение таких циклов приводит к тому, что социальный фон квартала или района в городе меняется.
Внешние атрибуты в массовой культуре, все эти логотипы с языческими символами на натуральной косметике, символы на одежде — оттуда же, и тоже являются частью социального облагораживания. Рэп-культура, вышедшая из гетто и нищеты, ставшая сегодня атрибутом роскошной жизни и дорогих особняков — тоже пример социального облагораживания. Облагораживание создаёт двойные стандарты — то, что ранее считалось маргинальным и незаконным, становится в порядке вещей благодаря тем, у кого есть деньги и влияние. Так произошло и с хакерами.
Мы все — очевидцы того, как происходит «причёсывание» хакерской субкультуры. Бунтарь-ловкач оказался втиснут в рамки технологического предпринимательского класса, созданного выпускниками бизнес-школ. Началось всё вполне невинно: часть нёрдов, жаждущих «сломать» определённые барьеры в технологической культуре и бизнесе, согласилась работать в стартапах; но пару волн растущего коммерческого успеха — и вот уже наименее удачливые из них оказались «выброшены» из мира хакеров, а наиболее успешные стали наёмными сотрудниками с зарплатой, бонусами и опционами.
Наибольшее влияние на все эти процессы оказала Кремниевая Долина — с одной стороны, большое количество образованных «технарей», полагающих себя реформаторами и бнутарями против устоявшихся моделей бизнеса, с другой стороны — обилие «денежных мешков», которым некуда девать деньги. Деньги монополистов, которые начали давать стартапам, чтобы некоторые из них — вроде Facebook и Google — в свою очередь тоже стали монополиями, вернули деньги с процентом своим инвесторам и превратили вчерашних бунтарей в благосостоятельных граждан.
Принципы, сформулированные экономистом Шумпетером, работают в IT точно так, как в любой другой сфере экономики — те, кто уже преуспел, ищут пути для того, чтобы «вытеснить» своих коллег-неудачников. Хакеры перестали быть бунтовщиками и стали просто новаторами, которых интересует развитие бизнеса не в меньшей мере, чем изобретение собственного «свистка Капитана Кранча» для корпораций 2015-го.
Стартаперы, считавшие себя отверженными и подпольщиками, теперь хотят выбиться в яппи — от былого бунтарского духа остались только внешние атрибуты, которые можно наблюдать в корпорациях в виде вечеринок, столов для пинг-понга или возможности раскатывать на самокатах по офису. Хакатоны стали мейнстримовым событием, которое поддерживают власти и крупный бизнес. И вот настал момент, когда выпускник Стэнфорда вручает вам визитку, на которой значится ‘Founder. Investor. Hacker.’ Круг облагораживания IT-индустрии замкнулся.
Хотя оптимисты говорят, что таким способом хакеры просто в очередной раз обошли Систему. При помощи open-source проектов и 3D-печати они ещё сломают консьюмеризм и стремление к сверхприбылям, которое стало присуще современному миру высоких технологий.
По материалам: aeon.co/magazine